Дети войны

Дети войны...
Смотрят в небо глаза воспаленные.
Дети войны...
В сердце маленьком горе бездонное.


Дети войны
Набивались в теплушки открытые.
Дети войны
Хоронили игрушки убитые.

Горнили "К бою" трубы полковые,
Военный гром катился над страной.
Вставали в строй мальчишки боевые
На левый фланг, на левый фланг,
В солдатский строй.

Великоваты были им шинели,
Во всем полку сапог не подобрать.
Но все равно в боях они умели
Не отставать, не отступать
И побеждать.


Где вы сейчас, мальчишки боевые?
Вы по весне прислушайтесь порой.
Зовут героев трубы полковые
На правый фланг, на правый фланг
В солдатский строй.

Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой..."
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали.
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди сотен улик –
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.

Приехал издалека я,

Приехал я с войны...

Теперь учусь на токаря,

Нам токари нужны.

Теперь стою я

За станком

И вспоминаю мать,

Она звала меня

Сынком

И теплым,

Клетчатым платком

Любила укрывать.

Мне не забыть,

Как мать вели,

Я слышал крик ее

Вдали...

Братишка был

Еще живой,

Он бился,

Звал отца,

Штыком

Фашистский часовой

Столкнул его

С крыльца.

Мне не забыть,

Как мать вели,

Мелькнул платок ее

Вдали...

Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились – мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины...
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что – обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.
Так же.
Снова.
И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин "идеи" были,
Мужчины мучили детей.

Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это – было!
Мужчины мучили детей!

Глаза девчонки семилетней
Как два померкших огонька.
На детском личике заметней
Большая, тяжкая тоска.
Она молчит, о чем ни спросишь,
Пошутишь с ней, – молчит в ответ.
Как будто ей не семь, не восемь,
А много, много горьких лет.

Синеглазая девчонка
Девяти неполных лет...
Льётся песня нежно, звонко
На больничный белый цвет.

И под звуков переливы
Чьи-то братья и отцы
Вспоминают дом счастливый,
Просят спеть ещё бойцы.

«Я спою, — в ответ девчонка, —
Низко голову склонив,
— Вот, пришла нам похоронка...
Но я верю: папа жив!

Может, кто из вас случайно
Папу где-нибудь встречал?
Где-то там, в сторонке дальней,
Вместе с папой воевал?»

И как будто виноваты
В том, что живы до сих пор,
Вдруг отводят все солдаты
От девчонки малой взор.

Проглотив слезу украдкой,
Вновь поёт до хрипотцы,
И, по-взрослому, солдаткой
Кличут девочку бойцы.

Бесконечно петь готова
Песни раненым она,
Но при этом спросит снова,
А в ответ лишь тишина.

И однажды, как награда,
Весь изранен, но живой,
Папа, милый! Вот он, рядом!
«Я спою тебе, родной!»

Мы были серыми, как соль,
А соль на золото ценилась.
В людских глазах застыла боль,
Земля дрожала и дымилась.
Просили, плача: «Мама, хлеба!»
А мама плакала в ответ,
И смерть обрушивалась с неба,
Раскаливая белый свет.
Да, мало было хлеба, света,
Игрушек, праздников, конфет.
Мы рано выучили это
Безжалостное слово - «Нет!».
Так жили мы, не зная сами,
Чем обделила нас война.
И материнскими глазами
В глаза смотрела нам страна.
Мы были бережно хранимой
Её надеждой в горький час -
И свет, и соль земли родимой,
И золотой её запас.

Играют дети всей земли в войну,
Но разве о войне мечтают дети?
Пусть только смех взрывает тишину
На радостной безоблачной планете.
Над вьюгами и стужами седыми
Вновь торжествует юная весна!
И как огонь с водой несовместимы,
Несовместимы дети и война!