Образование и его духовно-нравственная направленность в России

Образование и его духовно-нравственная направленность в России

Евлампьева Т.Б.

Нижегородский филиал РЭУ им. Г.В. Плеханова

преподаватель

В отечественной истории было несколько разных Россий, непохожих друг на друга: древняя Русь, Московская, императорская Россия, советская, новая. И у каждого времени была своя школа. Поскольку наше время еще не закончено, трудно, да и незачем

подгонять происходящее под какую-то историческую схему.

Была ли вообще какая-то школа?

Архивы сохранили взгляд на воспитание и нравы страны самих воспитателей, которые в дневниках и записках передали свои свежие тогда впечатления.

«Воспитатель! – какая возвышенная нужна тут душа. Поистине, чтобы создавать человека, нужно быть или отцом, или больше чем человеком», – считал Жан Жак Руссо.

А Л.Н. Толстой писал: «Не тот учитель, кто получает воспитание и образование учителя, а тот, у кого есть внутренняя уверенность в том, что он есть, должен быть и не может быть иным. Эта уверенность встречается редко и может быть доказана только жертвами, которые человек приносит своему призванию».

Правильно называются нашими учителями те, у которых мы учимся, но не всякий кто учит нас, заслуживает имя. Учатся у тех, кого любят (Гете).

Народная мудрость гласит: «Хороший учитель тот, кто любит, что читает, и любит тех, кому читает».

Много лет существовала точка зрения, что в Московском государстве учиться негде. Историки прошлого ссылались на послание Новгородского архиепископа Геннадия, жившего в ХV веке, и сообщавшего, как трудно найти грамотного человека, а также на постановление Стоглавого собора, заседавшего при Иване Грозном.

Но вот в 1892 году на годичном акте императорского Санкт-Петербургского университета профессор А.И. Соболевский в речи «Образованность Московской РусиXV – XVII веков» сделал следующее сообщение. Он начал с «духовных отцов». Белые священники, дьяконы и дьячки были поголовно грамотны. Среди черного духовенства (монахов) имелся некоторый процент неграмотных.

На дальнем Севере в первой половине XV века грамотных было не меньше 80%. Столько же среди придворных чинов при избрании на престол Бориса Годунова (конец XVI века).

Среди купечества, московских торговых людей грамотность являлась самым обычным явлением.

Среди посадских (горожан-ремесленников) каждый пятый был грамотен, в Тихвине – каждый третий, в Угличе – каждый второй.

И даже среди крестьян, из которых происходили многие преподобные (святые), грамотность была не редкость. Грамотой владел каждый шестой.

Неграмотными оказались только стрельцы и пушкари. За них постоянно расписывались другие люди.

В целом получалось, что количество грамотных в Московском государстве людям того времени казалось вполне достаточным.

В Москве этого времени людей просто «грамоте гораздых», то есть умевших отлично читать и писать, ценили невысоко, пренебрегали их сочинениями, написанными «простою речью», «без украшения», а их самих называли «невеждами».

Настоящий книгочей должен был иметь богословское образование, знать иностранные языки, а главное, обладать «пространством ума». Где его набирались? Тогда имелось много мелких частных училищ. Так что желавшего обучить своего сына грамоте не нужно было их разыскивать.

Не только под Москвой, но даже в глухих местностях далекого Севера не было недостатка в училищах.

Эти училища содержались вольными учителями – «мастерами». Классы не были переполнены. Обучение было индивидуальным.

Учиться начинали с 7 лет. Отец созывал ближайших родственников и советовался, не пора ли дитяти идти учиться. Решив, что пора, звали духовного отца, тот окроплял будущего ученика святой водой, благословлял, давал напутствие.

Затем все вместе отправлялись к мастеру и, положив установленные поклоны, начинали «рядиться» - уговариваться с учителем, чему должен выучить и за какую плату.

Сговорившись, ударяли по рукам, и ученик поступал в распоряжение учителя.

Продолжительность учения зависела от успеха, наиболее способные осваивали грамоту года за два.

Режим был такой. Уроки начинались в семь утра. Повторялись «зады» - пройденное вчера. Домашних заданий не было, все проходили в классе. После «задов», повторявшихся два-три раза, ученик принимался читать следующий урок. Учитель следил за чтением, поправлял, добиваясь, чтобы отрок читал без запинки, ровным голосом, слегка нараспев, «не борзясь», с толком.

В 12 часов объявлялся перерыв на обед, и ученики шумной ватагой отправлялись домой. После обеда спали, а к двум часам дня снова являлись в школу.

Часам к четырем, как зазвонят к вечерне, учебный день заканчивался, ученики пели хором молитву, затем убирали класс и расходились по домам. Дома каждый должен был рассказать родителям, что проходил в классе, и прочесть выученный урок.

Кроме того, были воскресные встречи. После обеда ученики приходили «здравствовать», поздравлять учителя с праздником, и тот вел беседы, рассказывая своими словами о праздниках и святых, давал поучения.

Педагогика была традиционная, строгая. Раз показав, как надо читать и писать, учитель не повторял дважды.

До XVII века книги и буквари были рукописными, а с XVII – печатные азбуковники. Спрос на них был немалый. Судя по приходно-расходным книгам Московского печатного двора 1649 – 1651 годов, за шесть лет учебник перепечатывался 9 раз.

Помимо алфавита и складов в азбуковнике содержались школьные правила, дни недели, грамматика, правила стихосложения, ноты, разные церковные сведения и краткие толкования о семи мудростях философских (грамматике, диалектике, риторике, музыке, арифметике, географии и астрономии).

Так училось все общество – и княжеский сын, и поповский, и крестьянский – по одним и тем же книгам, часто у одних и тех же учителей. Твердили один катехизис (краткое изложение вероучения в вопросах и ответах): одинаково легкомысленно грешили и с одинаковым страхом Божьим приступали к покаянию. Такое всеобщее образование и воспитание, по выражению В.О. Ключевского, такие «однообразные изгибы автоматической совести» помогали древнерусским людям хорошо понимать друг друга, устанавливали между ними некоторое духовное согласие вопреки социальной розни и делали следующие поколения периодическим повторение раз установившегося типа русского человека.

Народное собрание, по мнению государей, всегда было делом государственным. И все они относились к нему с большим вниманием и заботой, что нашло выражение не только в манифестах от Иоанна Васильевича – до Д.А. Медведева и В.В. Путина. Трудно найти такого правителя, который бы не оставил след своим личным вмешательством в дело образования.

Стремление к учености в русском человеке было неудержимо. Борис Годунов даже намеревался открыть университет. И хотя многие просветительские начинания Годунова исполнены не были, одно, дерзкое, реализовали: отправили студентов за границу «для науки разных языков и грамот».

Однако вырвать из-за границы годуновских студентов не удалось. Факт грустный, но родина в те далёкие времена не очень тянула к себе закончивших европейские университеты.

Вторая попытка, при Петре I, оказалась более удачной.

В петровские времена учеба русских в Европе проходила тайно, под прикрытием Великого посольства с многочисленной свитой, выполнявшего дипломатическое поручение. Намерения царя – «во Европе присмотреться… к новым поведениям.» На самом же деле учились математике, астрономии, механике, фортификации, много плавали.

Созданные без плана, по ходу преобразований, по нуждам времени, школы математических и навигационных наук, инженерные, артиллерийские, хирургические, приживаются не только благодаря неуемной энергии преобразователя, но и подготовленные предшествующей эпохой: царем Алексеем Михайловичем, не порывавшим со стариной, и в тоже время не отворачивавшимся от новшеств, умной деятельности Ф.М. Ртищева, смелыми преобразовательными планами князя В.В. Голицына, киевских ученых, через которых просачивались в Россию не только «братские школы», южнорусские академии, но и новое миросозерцание.

Разумеется, без Петра русская старина не пошатнулась бы так резко.

Что перенимал Петр у Запада? Технику, а не цивилизацию, инженерные навыки, но не государственное устройство, не общественные ценности.

Равенство образования, соединившее все сословия допетровской Руси в одно целое, будучи нарушенным впервые в конце XVI века при Годунове, совершенно исчезло в XVIII веке. Духовенство укрепило за собой новую школу – бурсу, перенесенную в Москву из юго-западной России, со всеми ее порядками (известный «дифирамб розге», печатавшийся в азбуковнике – переводной). В результате образованность духовенства выросла качественно.

Высшее светское сословие, а отчасти и среднее – чиновное пошло в другую, западноевропейскую сторону, налегая то на общеобразовательную, то на профессиональную школу, и его образованность выросла и количественно, и качественно.

Но сословие низшее (не говоря уж о «подлом», как называли при Петре крепостных) не только не получило новых училищ, но и не сохранило старых. Их численность от века XVII к веку XVIII падает.

Богатые ученики перестают поступать в народную школу, учителя уходят, и уменьшается число грамотных в народе. Его образованность, не поднявшись качественно, снижается количественно.

Происходит нечто противоестественное прогрессу. Сто лет вперед, а народное образование – назад.

Считается, что первую реформу просвещения провел Александр I.

Однако попытки государственной системы образования предпринимала еще Екатерина II. Она взяла за основу австрийскую систему нормальных школ. Предназначавшаяся для всего населения страны, она была усечена и оставлена только для горожан. Возможно, после Пугачева планы императрицы стали осторожнее. И еще, образование в России не делалось, в отличие от австрийцев, обязательным, хотя и усваивалась идея единообразия для всех школ.

При Александре I вся Россия была поделена на учебные округа, во главе каждого стоял университет, имевший большую автономию и свободу, за ним гимназия, за гимназией – уездное училище, за ним – приходское. Каждая ступень являлась подготовительной для последующей, и открывала доступ наверх. Это была перваяединаяшкола.

В следующую эпоху, во времена другой реформы, все это было, конечно, изменено.

Странная закономерность нашей истории – всплеск интереса общества к образованию. Глубокие школьные реформы происходят в России, как правило, накануне социальных потрясений и катаклизмов. Школьная реформа И.И. Толстого – канун 1905 года, графа Игнатьева – обрывается у черты 1917 года… Школьная реформа, начатая в перестройку, остановилась незадолго до августа 1991 года – распада СССР.

Может быть, предчувствуя катаклизм, общество осознает нехватку культурных, созидательных сил и обращается в сферу, где они произрастают и формируются. Именно тогда в стране начинаются реформы образования. А оправившись после катаклизма, о школе благополучно забывают до следующего потрясения.

В нормально обществе обновление и развитие образования – естественная часть эволюции, а не признак близящейся революции.

До тех пор, пока живут люди, пока сохраняется какой-то человеческий порядок вещей, остается и все, что его поддерживает, питает, лечит. Люди думают о будущем.

Все реформы проваливаются и рушатся, потому что мы потеряли культурные лекала, по которым вычеркиваются собственная мысль и действия.

Образование – обретение образа себя, но для этого нужно, чтобы привлек образ другого.

Долгие годы мы обходили суеверным молчанием духовную школу. Она была и как будто не была в нашем мире. О ней говорили полушепотом. На тех, кто переступал ее порог, смотрели с недоумением. Но более всего, в отношении к этой школе, проявилось невежество.

Сюда идут не за карьерой, не за баснословными доходами. Восемь лет напряженнейшего учения. Здесь почти нет случайных людей. Практически нет отсева.

Книги в библиотеке академии на ста языках. И на всех читают. Это не означает, что проходят все сто. Выбирают. Обязательны: один древний, новый и русский. Вероятно, этого достаточно, чтобы при желании овладеть другими.

Здесь нет догматизма. Преподаватель ведет свою линию, не забывая о других. Ему могут возразить с места. Вежливо ответит. К культуре этой школы относится, и умение спокойно обсуждать вопрос, корректно вести дискуссию.

Это единственное место в стране, где осваивают всерьез древнерусскую певческую систему. Растят басы, которыми некогда славилась Россия.

Как и во всякой школе, есть проблемы: как учить в одно классе с разными способностями, с разным уровнем образования – от школьного до университетского. Подавляющее большинство со средним, но оно тоже разное. Выпускники средних школ, как правило, элементарно безграмотны, делают ужасные грамматические ошибки, ничего не знают по истории. Многие годы из школ выходили люди, не читавшие Карамзина и Ключевского, не ведающие, кто такие Борис и Глеб, чем обязаны Сергию Радонежскому.

А это произошло в 30-е годы (когда экспроприировали библиотеку Московской духовной академии, 400 тысяч уникальных рукописей, книг исчезли почти безвозвратно). Тогда поработали и над светским образованием. Наркомат просвещения разделили на два ведомства: просвещения и культуры. Тогда же разрубили надвое и народного учителя – культурного деятеля. В одном ведомстве оказался просто учитель. В другом – завклуб. А культура – в третьем.

В современной школе культуру встретишь редко. Идет учебный процесс, передаются какие-то знания и навыки, но культура отсутствует. А образование – это ведь связь, контакт, диалог с культурой: она тебе задает вопрос, ты ей.

Невольно вспоминаешь Ушинского: «Воспитатель должен знать человека в семействе, в обществе, среди народа, среди человечества и наедине со своей совестью, во всех возрастах, во всех классах, во всех положениях, в радости и в горе, в величии и унижении, в избытке сил и в болезни. Только тогда будет он в состоянии почерпать в самой природе человека средства воспитательного влияния, - а средства эти громадны!»

Осознаешь, что мы проворонили нравственную культуру. Может быть, с нее вообще и началось отчуждение от культуры, обескультуривание, деформация воспитания. «У меня атрофировался орган, которым верят», – заметил один писатель. Много ли думали об этих органах подрастающего поколения – ни пищеварения, а веры, надежды, любви, покаяния, целомудрия?

Духовная школа учит видеть в любом ученике личность, верить в лучшее в человеке. Она учит вниманию. Жизнь священника – это внимание к людям. Жизнь человека – внимание к себе. И если научился себя видеть, сможет и других, пусть совершенно не зная Фрейда. Не говоря уже о том, что современному человеку нужен просто ласковый взгляд, обращенный именно к нему, а не поверх глаз, к иконе.

Но дело вовсе не в семинарии. Можно окончить академию, но жить далеко не по ее законам. А можно, будучи самоучкой, очистить от грязи храм, поднять развалины, выстроить, строя на лесах, купол. Как рабочий, как мастер. Человек духовного звания. Если он есть, если встречаешь то здесь, то там, значит, за ним духовная школа. Она тут. Она проглядывает из завалов.

Во времена новой России появилась издевательская поговорка, обращенная к интеллигенту: если ты такой умный, то почему такой бедный? Вопрос можно адресовать всей стране. Или ее школа худшая в мире? Нет, считалась одной из лучших. Но что из того – худшая или лучшая, если это никак не сказывается в жизни. Если как не было, так и нет никакой связи между образованностью человека и жизненным благополучием.

Когда-то такую связь пытались установить в России. Сотрудник Александра I М.М. Сперанский предложил ввести «экзамен на чин». Движение по служебной лестнице, табель о рангах были поставлены в соответствии с успехами в просвещении. По разным причинам план не был реализован, но идея использовалась в других странах в иное время.

«Перестройка» – 80-е годы. Это слово воспринималось как открытие. Открытие шлюзов гласности, железного занавеса, правды о себе.

Казалось, что пришло время собирать камни. Время строить.

Но школьная перестройка закончилась в августе 1991 года. Опять накануне. Потом были лишь жалкие всплески, яма, затишье, застой. Молчит о школе печать. Забыты вечера-встречи с педагогами-новаторами в телестудии «Останкино», о которых наутро шумела вся страна!

Посмотрите вокруг: дикие дети, озлобленные, заброшенные. Это дети перестройки – потерянное поколение. Проблема отцов и детей была всегда. Но только при условии, что есть дети. А их у нас все меньше и меньше. Сегодня сын может подать в суд на отца. Это же кощунство: судить своего отца! Это начали в перестройку. А это чудовище – телевизор. А какое с утра до вечера показывают кино!

В педагогике пришло время припадания к корням. Это так всегда, когда бушует стихия: хочется найти опору в чем-то глубинном, что стереть, истребить невозможно.

Россия – последняя страна, которая еще помнит свою целостность, ведь она позже вступила на путь цивилизации. Если мир потеряет Россию, мы потеряем целостность, школу, где ребенок осознает себя частью своего рода. Потеряем целый мир.

Сегодня мы уже утеряли элементарные понятия: отец, мать, долг, родина, «служу отечеству», «честь имею». Это ведь – утверждение пути!

Человек – это чело века! Слияние с мирозданием. Смирись, гордый человек! Это значит: не склонись, а соединись с целым миром.

В русском языке – вся тайна России. Просто мы его не знаем, не понимаем. Как и своей истории. Та история, что есть, - история материальных накоплений, но не история духа. А нужно погрузиться именно в духовную историю.

Духовное воспитание – это воспитание всего, что есть доброго в человеке. Мы опираемся на традиции, обычаи, русское боевое искусство, народные танцы, хоры, мышление, это осознание себя в пространстве, в гармонии человека с собой и с окружающим миром, в связях, в прикосновениях. Жизнь – это ведь сплошное прикосновение. В этом и заключается счастье. Счастливым может быть лишь тот, кто сам отдает себя другим.

Какая же школа будущего?

Была Древняя Русь, но и была европейская петровская Россия. Жил Хомяков, рядом с ним жил Чаадаев. На заре перестройки самые среди нас нормальные люди – «педагоги-новаторы», например, школа знаменитого Михаила Щетинина. Сразу после войны была прекрасная школа – победная. Дети, рожденные в 1946 – 1953 годах зачаты с победой. Это самые одаренные дети, необыкновенно уверенные, даже самоуверенные. Для них не было ничего невозможного. Быстро росли и рано достигали успехов. Становились кандидатами в мастера, кандидатами наук. Это поколение вечных кандидатов, поколение «вечных студентов». Они так много обещали, им так много было дано!

Что касается опыта прошлого:

- Не надо проводить школьные реформы накануне катаклизмов.

- Не надо строить систему образования по образцу политической.

- Не надо строить лучшую школу в мире, достаточно хорошей.

- Не надо разрушать то, что копилось столетиями.

- Не надо ломать традиции школы. Педагогика изначально консервативна, и это хорошо. Новаторских школ должно быть немного.

Надо учить на примерах людей, достоинство которых, будем надеяться, наследуется и нами!

А потому самое главное сейчас – поднять авторитет школьного учителя.

Мысль, инициатива, интеллект – вот чему дорогу!

Литература

Речь профессора А.И. Соболевского «Образованность московской Руси XV-XVII веков» в 1892 году на годичном акте императорского Санкт-Петербургского университета

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/179842-obrazovanie-i-ego-duhovno-nravstvennaja-napra