Синтез искусств. Пособие для преподавателя МХК

Пусть предок жизнью жил полузвериной,

но мы его наследьем дорожим.

Он не умел слепить горшок из глины.

Боялся духов, выдуманных им.

Но до сих пор в его глухой пещере

Толпой теней стремительно живой,

Летят по стенам яростные звери.

Свирепые противники его.

Глаз мамонта испуганно косится,

Бежит олень, погоней окрылен.

Упал и, умирая, шевелится,

И кровь глотает раненый бизон.

Охотники бесшумно шли по следу,

И громким криком открывали бой.

И закрепляли трудную победу,

Рисунком легким, тонкою резьбой.

ИСТУКАН

Д. Цензор

У древних берегов пустынно тихих рек,

На голом выступе потухшего вулкана

Есть изваяние кумира-великана, —

Творенье грубое, как первобытный век.

Здесь некогда стоял без лука и колчана

С кремнёвым топором пещерный человек

И в диком творчестве огромный камень сек.

И высек из скалы урода-великана.

И долго в ужасе лежал простёртый ниц,

Молясь на мёртвый лик, закатом обагрённый.

И век за веком гас, как гаснет свет зарниц.

Вулкан ручьями лав спалил живые склоны.

И только истукан для мировых страниц

Остался навсегда — немой и непреклонный.

УЛЫБКА

В. Берестов

Среди развалин, в глине и в пыли,

Улыбку археологи нашли.

Из черепков, разбросанных вокруг,

Прекрасное лицо сложилось вдруг,

Улыбкою живой озарено,

Чудесно отличается оно

От безупречных величавых лиц

Неведомых богинь или цариц.

…Взошла луна. И долго при луне

Стояли мы на крепостной стене.

Ушедший мир лежал у наших ног,

Но я чужим назвать его не мог.

Ведь в этой древней глине и в пыли

Улыбку археологи нашли.

К теме № 2 «Культура Древнего Египта»

ЕГИПЕТСКИЙ ПРОФИЛЬ («Твои мемфисские глаза»)

В. Брюсов

Когда во тьме закинут твой,

Подобный снам Египта, профиль, —

Что мне, куда влекусь за тьмой,

К слепительности ль, к катастрофе ль!

Разрез чуть-чуть прикрытых глаз,

Уклоны губ чуть-чуть надменных —

Не так же ль пил, в такой же час,

Ваятель сфинксов довременных?

Когда над ним, в забвенный год,

Свой суд в Аду вершил Озирис,

Не был ли принят в счёт щедрот

Вот этих век извивных вырез?

Застылый очерк бледных щёк

Таит всю быль о давнем брате:

Его сквозь сумрак вывел Рок

К палящей пропасти объятий.

Вдавив уста в холодный лик

Той жрицы, Гора иль Изиды,

Он гневно в камень вбросил крик

Восторга иль глухой обиды.

Всё отошло; но Сфинкс в века

Пронёс его мечты и гибель.

Где ж тайна их? В чертах виска?

В той выгнутости ль? В том изгибе ль?

Хочу и я, как дар во храм,

За боль, что мы зовём любовью, —

Влить в строфы, сохранить векам

Вот эту тень над левой бровью.

1 августа 1920 г.

СФИНКС

С. Маковский

В часы полночных дум не раз мне тихо снилась

Страна седых жрецов, пустынная для нас.

К тебе, безмолвный Сфинкс, к тебе я шёл не раз,

И праху твоему во сне душа молилась.

Какой волшебный рок тебя от тленья спас?

Чья мудрость вещая в твой образ воплотилась?

Чья царственная мысль навек обожествилась

Во взоре каменном твоих незрячих глаз?

Как призрак древних солнц, хранимый небесами,

Один остался ты над мёртвыми песками…

У ног твоих журчит земных времён река.

Ты смотришь на неё, исполненный гордыни;

И отражаются, как марева пустыни,

В пустыне прошлого грядущие века.

СФИНКСЫ НАД НЕВОЙ

В. Иванов

Волшба ли ночи белой приманила

Вас маревом в полон полярных див,

Два зверя-дива из стовратных Фив?

Вас бледная ль Изида полонила?

Какая тайна вам окаменила

Жестоких уст смеющийся извив?

Полночных волн немеркнущий разлив

Вам радостней ли звёзд святого Нила?

Так в час, когда томят вас две зари

И шепчутся лучами, Дея чары,

И в небесах меняют янтари, —

Как два серпа, подъемля две тиары,

Друг другу в очи — девы иль цари —

Глядите вы, улыбчивы и яры.

К теме №3 «Культура Древней Греции»

ЭЛЛАДА

В. Брюсов

(Из венка сонетов «Светоч мысли»)

Мощь разума распространялась в мире —

Египет креп, как строгое звено,

Но было людям жизнь понять дано

И в радости: в резце, в палитре, в лире.

Влилась в века Эллада, как вино,—

В дворцовой фреске, в мраморном кумире,

В живом стихе, в обточенном сапфире,

Явя, что было, есть и суждено.

Но, строя храмы, вознося колонны,

Могла ль она забыть зов потаенный,

Что край Осириса ей повторил?

Шел Эллин к знанью по пути мистерий,—

Но дух народа блеск давал и вере,

Прекрасен, светел, венчан, златокрыл.

Максим Танк

Пигмалион

Как счастлив ты, что можешь Галатею

Из мрамора создать, Пигмалион.

Я пред красотой ее немею,

Мне кажется порой, что это сон.

- Не сон! Резцом своим повелевая,

Я расчешу волос ее струю.

И сразу – явь. И женщина живая

Трепещет, сбросив тунику свою.

АКРОПОЛЬ

В. В. Набоков

Чей шаг за мной? Чей шелестит виссон?

Кто там поет пред мрамором богини?

Ты, мысль моя. В резной тени колонн

как бы звенят порывы дивных линий.

Я рад всему. Струясь в Эрехтейон,

мне льстит лазурь и моря блеск павлиний;

спускаюсь вниз, и вот запечатлен

в пыли веков мой след, от солнца синий.

Во мглу, во глубь хочу на миг сойти:

там, чудится, по Млечному Пути

былых времен, сквозь сумрак молчаливый

в певучем сне таинственно летишь...

О, как свежа, благоговейна тишь

в святилище, где дышит тень оливы!

1919 Англия

САМОФРАКИЙСКАЯ ПОБЕДА

Н. С. Гумилёв

В час моего ночного бреда

Ты возникаешь пред глазами —

Самофракийская Победа

С простертыми вперед руками.

Спугнув безмолвие ночное,

Рождает головокруженье

Твое крылатое, слепое,

Неудержимое стремленье.

В твоем безумно-светлом взгляд

Смеется что-то, пламенея,

И наши тени мчатся сзади,

Поспеть за нами не умея.

НИКЕ САМОФРАКИЙСКАЯ

Леопольд Стафф

Реет музыка

в складках одежды легчайшей.

Недоступен для птицы

полёт твой великий,

О богиня триумфа, —

сквозь время всё дальше

Ты уносишься,

Самофракийская Нике!

Хлещешь крыльями воздух

и в вихре полёта

Лавры славы несёшь.

Не хочу их нимало.

Лишь тому я завидую,

ради кого ты

Напрочь голову

в дальних веках потеряла.

ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ

А. А. Фет

И целомудренно и смело,

До чресл сияя наготой,

Цветет божественное тело

Неувядающей красой.

Под этой сенью прихотливой

Слегка приподнятых волос

Как много неги горделивой

В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью,

Вся млея пеною морской

И всепобедной вея властью,

Ты смотришь в вечность пред собой.

ИСКУССТВО (ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ)

М. Светлов

Венера! Здравствуй! Сквозь разлуки,

Сквозь лабиринты старины

Ты мне протягиваешь руки,

Что лишь художнику видны.

Вот локоть, пальцы, тонкий ноготь,

Совсем такой, как наяву…

Несуществующее трогать

Я всех товарищей зову.

ВЕНЕРЕ МИЛОССКОЙ

П. Бутурлин

От этих людных зал к старинной мастерской

Назад, во тьму времён, летит воображенье…

Художник там стоит в надменном упоенье,

Резец свой уронив, богиня, пред тобой.

Не нужен боле он: заключено рукой

В оковы стройных форм бесплотное виденье,

И в сердце, — где, как вихрь, носилось вдохновенье, —

Привольно ширится восторженный покой.

Но глядя на тебя, тот гений величавый,

Чьё имя злобный рок жестоко скрыл от славы,

О, всё ли счастие своё он сознавал?

Шептало ли ему пророческое чувство,

Что навсегда тобой он победил искусство,

Тобой, о красоты безгрешный идеал?

1891 г.

АПОЛЛОН БЕЛЬВЕДЕРСКИЙ

А. А. Фет

Упрямый лук, с прицела чуть склонён,

Еще дрожит за тетивою шаткой

И не успел закинутый хитон

Пошевелить нетронутою складкой.

Уже, томим язвительной стрелой,

Крылатый враг в крови изнемогает,

И черный хвост, сверкая чешуей,

Свивается и тихо замирает.

Стреле вослед легко наклонено

Омытое в струях кастальских тело.

Оно сквозит и светится — оно

Веселием триумфа просветлело.

Твой юный лик отважен и могуч,

Победою усилено дыханье.

Так солнца диск, прорезав сумрак туч,

Еще бойчей глядит на мирозданье.

«ВАКХАНКА» СКОПАСА

Камень паросский — вакханка.

Но камню дал душу ваятель,

И, как хмельная, вскочив,

ринулась в пляску она.

Эту фиаду создав,

в исступленье, с убитой козою

Боготворящим резцом

чудо ты сделал, Скопас.

ФИДИЙ

В. Жуковский

Фидий — иль сам громовержец

к тебе нисходил от Олимпа,

Или взлетал на Олимп

сам ты его посетит

СКУЛЬПТОР

Е. А. Баратынский

Глубокий взор вперив на камень,

Художник нимфу в нем прозрел,

И пробежал по жилам пламень,

И к ней он сердцем полетел.

Но, бесконечно вожделенный,

Уже он властвует собой:

Неторопливый, постепенный

Резец с богини сокровенной

Кору снимает за корой.

В заботе сладостно-туманной

Не час, не день, не год уйдет,

А с предугаданной, с желанной

Покров последний не падет,

Покуда, страсть уразумея

Под лаской вкрадчивой резца,

Ответным взором Галатея

Не увлечет, желаньем рдея,

К победе неги мудреца.

1841.

К теме №5 «Культура античного Рима»

РИМ

Н. С. Гумилёв

Волчица с пастью кровавой

На белом, белом столбе,

Тебе, увенчанной славой,

По праву привет тебе.

С тобой младенцы, два брата,

К сосцам стремятся припасть.

Они не люди, волчата,

У них звериная масть.

Не правда ль, ты их любила,

Как маленьких, встарь, когда,

Рыча от бранного пыла,

Сжигали они города?

Когда же в царство покоя

Они умчались, как вздох,

Ты, долго и страшно воя,

Могилу рыла для трёх.

Волчица, твой город тот же

У той же быстрой реки.

Что мрамор высоких лоджий,

Колонн его завитки,

И лик мадонн вдохновенный,

И храм святого Петра,

Покуда здесь неизменно

Зияет твоя нора,

Покуда жесткие травы

Растут из дряхлых камней

И смотрит месяц кровавый

Железных римских ночей?!

И город цезарей дивных,

Святых и великих пап,

Он крепок следом призывных,

Косматых звериных лап.

Дю Белле.

Римскому форуму

Пришельца поражает запустенье:

Те храмы, что страшили небеса,

И тяжкий мост, и мрамора леса -

Развалины, камней нагроможденье.

Но этот прах – источник вдохновенья.

Еще звучат былого голоса.

И зодчий, совершая чудеса,

Возносит к небу дивные творенья.

Не мните вы, что все вокруг мертво.

Колонны рухнули — не мастерство.

Обманчивому облику не верьте.

Вот он, веками истребленный Рим,

Он воскресает, он непобедим.

Рожденный страстью, он сильнее смерти.

М. Гали.

Колизей

(пер. Р. Бушраева)

Как брусчатка твоя холодна,Колизей!

Остывая душою, прозреваю сквозь мрак

Времена твоего беспощадного воя.

Я не твой, Колизей, я другой!

Оттого я дрожу, как от стужи,

Невзначай ощутив под ногой те кровавые липкие лужи...

Но, как в явь, ощутил я сейчас —

Зубы хищника рядом, о, рядом!

Воет плебс, и клыкастая пасть

Обдает мне лицо жарким смрадом.

Или это, сверкая копьем

В общем реве тупом и безликом,

Мне навстречу в безумье своем

Гладиатор бросается с криком?!

Тщетны действа кровавых времен!

Смерть не властна над жизнью живою,

Сколь бы там разноликий Нерон

Не забавился жуткой резнею.

Я не твой, Колизей, я другой,

Мне не страшно: от горестной жажды

Полной чашей полынный настой

Сам я досыта пил не однажды...

А по жизни я разве гулял!

Годы брали за горло, и часто

Мелкой мести огонь опалял,

И морозила стужа коварства…

То- то душу мою на куски

Рвали сплетнями, словно когтями,

То- то острые зубы тоски

Нахрустелись моими костями —

Тем, что в жизни испытывал я, —

Только с ветром делился, с травою,

И за каждый глоток из ручья

Я трудом расплатился с лихвою.

Я не твой, Колизей, я другой,

Не склонюсь пред толпою ревучей...

Преклоняюсь я не пред тобой - Перед жизненной силой могучей.

К теме № 6 «Византийская художественная система»

АЙЯ-СОФИЯ

О. Э. Мандельштам

Айя-София — здесь остановиться

Судил Господь народам и царям!

Ведь купол твой, по слову очевидца,

Как на цепи, подвешен к небесам.

И всем векам—пример Юстиниана,

Когда похитить для чужих богов

Позволила эфесская Диана

Сто семь зеленых мраморных столбов.

Но что же думал твой строитель щедрый,

Когда, душой и помыслом высок,

Расположил апсиды и экседры,

Им указав на запад и восток?

Прекрасен храм, купающийся в мире,

И сорок окон — света торжество;

На парусах, под куполом, четыре

Архангела прекраснее всего.

И мудрое сферическое зданье

Народы и века переживет,

И серафимов гулкое рыданье

Не покоробит темных позолот.

К теме №7. «Европейская культура Средневековья».

Т. Готье. Средневековье.

В погоне за стихом, за ускользнувшим словом

Я к замкам уходить люблю средневековым:

Мне сердце радует их сумрачная тишь,

Мне любы острый взлет их черно- сизых крыш,

Угрюмые зубцы на башнях и воротах,

Квадраты стеклышек в свинцовых переплетах,

Проемы ниш, куда безвестная рука

Святых и воинов врубила на века,

Капелла с башенкой -подобьем минарета,

Аркады гулкие с игрой теней и света;

Мне любы их дворы, поросшие травой,

Расталкивающей каменья мостовой,

И аист, что парит над флюгером ажурным,

И над порталом герб, - на нем изображен

Единорог иль лев, орел или грифон;

Подъемные мосты, глубоких рвов провалы,

Крутые лестницы и сводчатые залы,

Где ветер шелестит и стонет в вышине,

О битвах и пирах рассказывая мне...

И, погружен мечтой в былое, вижу вновь я

Величье рыцарства и блеск средневековья.

И. Калинников.

Notre Dame

Мы строили в огне кипящей серы

Великий храм…

Не раз срывалась снасть…

Мы гибли с ней…

Но снова изуверы

Велели нам до неба камни класть.

И по углам воздвигнуты химеры,

Открывшие прожорливую пасть,

Хранить, как зло,

закон во имя веры

Безжалостной, как царственная

власть…

И набожно на площадях монахи

Поруганных вели нас

к смертной плахе,

С молитвами сжигая на костре…

Но каждый день, где к солнцу

вьется портик,

Горит закат в узоре тонких готик

Предвестником о мстительной заре.

NOTREDAME

О. Э. Мандельштам

Где римский судия судил чужой народ,

Стоит базилика, и — радостный и первый —

Как некогда Адам, распластывая нервы,

Играет мышцами крестовый легкий свод.

Но выдает себя снаружи тайный план,

Здесь позаботилась подпружных арок сила,

Чтоб масса грузная стены не сокрушила,

И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь—отвес.

Но чем внимательней, твердыня NotreDame,

Я изучал твои чудовищные ребра, —

Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам...

РЕЙМС И КЕЛЬН

О. Э. Мандельштам

Шатались башни, колокол звучал —

Друг горожан, окрестностей отрада,

Епископ все молитвы прочитал,

И рухнула священная громада.

Здесь нужен Роланд, чтоб трубить из рога

Пока не разорвется олифан.

Нельзя судить бессмысленный таран

Или германцев, позабывших Бога.

Но в старом Кельне тоже есть собор,

Неконченный и все-таки прекрасный,

И хоть один священник беспристрастный,

И в дивной целости стрельчатый бор.

Он потрясен чудовищным набатом,

И в грозный час, когда густеет мгла,

Немецкие поют колокола:

— Что сотворили вы над реймским братом?

Сентябрь 1914

О. Э. Мандельштам

Я ненавижу свет

Однообразных звёзд.

Здравствуй, мой давний бред, —

Башни стрельчатый рост!

Кружевом, камень, будь

И паутиной стань,

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

Будет и мой черёд —

Чую размах крыла.

Так — но куда уйдёт

Мысли живой стрела?

Или свой путь и срок

Я, исчерпав, вернусь:

Там — я любить не мог,

Здесь — я любить боюсь…

1912 г

ТЕВТОНУ

В. Брюсов

Ты переполнил чашу меры,

Тевтон,— иль как назвать тебя!

Соборов древние химеры

Отмстят, губителя губя.

Подъявший длань на храмы-чудо,

Громивший с неба NotreDame.

Знай: в Реймсе каменная груда

Безмолвно вопиет к векам!

И этот вопль призывный слышат

Те чудища, что ряд веков,

Над Сеной уместившись, дышат

Мечтой своих святых творцов.

Не даром зодчий богомольный

На высоту собора взнес,

Как крик над суетой юдольной,

Толпу своих кошмарных грез.

Они — защитницы святыни,

Они — отмстительницы зла,

И гневу их тебя отныне

Твоя гордыня обрекла.

Их лик тебе в дыму предстанет,

Их коготь грудь твою пробьет,

Тебя смутит и отуманит

Их крыльев демонский разлет;

И суд, что не исполнят люди,

Докончат сонмы скрытых сил

Над тем, кто жерлами орудий

Святыне творчества грозил.

Сентябрь 1914

К темам № 8 – 9 «Культура эпохи Возрождения»

МИКЕЛЬ АНДЖЕЛО

К. Д. Бальмонт

Всклик «Кто как бог!» есть имя Михаила.

И ангелом здесь звался. Меж людей

Он был запечатлённостью страстей.

В попранье их его острилась сила.

В деснице божьей тяжкое кадило,

Гнетущий воздух ладанных огней

Излил душой он сжатою своей.

Она, светясь, себя не осветила.

Стремясь с земли и от земного прочь,

В суровости он изменил предметы,

И женщины его — с другой планеты.

Он возлюбил молчание и ночь.

И, лунно погасив дневные шумы,

Сибилл и вещих бросил он в самумы.

Микеланджело Буонарроти

Каков бы ни был замысел творца.

Его в избытке мрамор заключает.

И мысль любая в камне оживает,

Коль движет ум работою резца.

Когда ваятель свыше озарен,

Он видит в камне мысли отраженье.

И скромный слепок полон вдохновенья,

коль светлою душою сотворен.

И живописец, кто бы ни был он,

Добьется в цвете чуда воплощенья,

Будь предан делу до самозабвенья

И от мирских соблазнов отрешен.

И высочайший гений не прибавит

Единой мысли к той, что мрамор сам

Таит в избытке, — и лишь это нам

Рука, послушная рассудку, явит.

Мих . Дудин

16 строк Джоконде

.

Сквозь сотни оттисков и копий

Я сердцем не воспринимал

Прекрасней сказок и утопий

Живой любви оригинал.

И вот оно – души горенье.

Открытых глаз живая ртуть.

Передо мной, как откровенье,

Вся человеческая суть.

И страсть и власть. Любовь и жалость.

Порыв, надежда и добро.

И от восторга сердце сжалось,

Заколотилось о ребро.

Оно полно такого гула!

Оно навек подвластно ей,

Мне прямо в душу заглянула

Любовь людей и мать людей.