Музыка слова

Методическая разработка

«Музыка слова»

выполнила преподаватель МУ ДО «Детская школа искусств» пгт.Междуреченский

Рукавишникова Наталья Юрьевна

Речь людей такова, какой была их жизнь.

Сенека

…Если музыкальное начало поэзии (как и

поэтическое начало музыки) можно сконденсировать

в облике человека, если представить себе эти прекрасные стихии нашей жизни сжатыми в клубок, в кристалл, то такого

рода конденсаций был Борис Леонидович Пастернак.

Г.Нейгауз

Так будет всегда – быль, действительность, природа, предметный мир окрашивались для Пастернака, уже отказавшегося от звука ради слова, музыкальными приметами. Не о музыкальности стихов или прозы идет речь. Издавна разговор о творчестве Пастернака не обходился без музыкальной терминологии; после очередных критических упреков следовали хвалебные оговорки по поводу технологических достоинств: разнообразная ритмика, умелый симфонизм композиции, богатая звуковая инструментовка, даже партитурность художественного мышления. Лес оставался в тени деревьев. От такого предостерегал сам Пастернак в статье о Поле Верлене: «Можно было думать, что пренебрежение к стилистике, которое он провозглашал, внушено стремленьем к пресловутой «музыкальности» (ее редко кто понимает), что он жертвует смысловою и графической стороной поэзии в пользу вокальной. Это не так. Совсем напротив. Как всякий большой художник, он требовал «не слов, а дела» даже и от искусства слова, то есть хотел, чтобы поэзия содержала действительно пережитое или свидетельскую правду наблюдателя». Совершенно ясно, что это сказано и о себе.

Статья о Верлене написана в 1944 году. Но это вовсе не значит, что только тогда Пастернак пришел к мысли о приоритете содержания. Смысловая наполненность звукового потока – очевидный признак истинного искусства, которое само по себе является частью содержания. Определяя в «Докторе Живаго» загадочную суть творческого вдохновения, Пастернак делится с читателем и своими секретами: «Первенство получает не человек и состояние его души, которому он ищет выражения, а язык, которым он хочет его выразить. Язык, родина и вместилище красоты и смысла, сам начинает думать и говорить за человека и весь становится музыкой, не в отношении внешне слухового звучания, но в отношении стремительности и могущества своего внутреннего течения».

Конечно, ритмико-инструментальное чувство было развито у Пастернака в высочайшей степени. Он на редкость чутко вслушивался в окружающий звуковой мир. Трудно удержаться, чтобы не привести хотя бы один пример стиховой музыкальности в ее, так сказать, буквальном смысле. Несколько строф из последнего стихотворения «Свадьба»:

За хозяйскими дверьми в войлочной обивке

Стихли с часу до семи болтовни обрывки.

А зарею, в самый сон, только спать и спать бы,

Вновь запел аккордеон, уходя со свадьбы.

И рассыпал гармонист снова на баяне

Плеск ладоней, блеск монист, шум и гам гулянья.

И опять, опять, опять говорок частушки

Прямо к спящим на кровать ворвался с пирушки.

А одна, как снег бела, в шуме, свисте, гаме

Снова павой поплыла, поводя боками.

Помавая головой и рукою правой,

В плясовой по мостовой, павой павой, павой.

Какая простота, какая стройность!..

Своеобразие пастернаковской манеры, помимо всего прочего, и в том, что он воспринимал (снова вспоминаются цветаевские слова) слышимое как видимое, а звучащее как пространственное. На протяжении долгих творческих лет Пастернак не просто озвучивает, но как бы омузыкаливает реальность. Точнее сказать, вносит музыку в обычный строй действительности. Отсюда такая непредсказуемость многих его взволнованных метафор. Он находит новые, неожиданные соотношения между предметами, потому что по-эйнштейновски непредвзятым взором смотрит на мир, вслушивается в него. Как всегда афористичная Марина Цветаева точно сказала, что Пастернак дал не новую форму, а новую сущность, следовательно – и новую форму. Новую – значит непривычную, требующую иной точки отсчета и от читателя. Не желая идти навстречу поэту, мы склонны объявлять его в таких случаях непонятным. В этой связи стоит вспомнить слова столь близкого Пастернаку человека, как драматург Александр Гладков. Даже он говорил о некоторых темных страницах в «Охранной грамоте». Однако тут же добавлял: «...я не убежден, что виноват в этом автор, а не читатель». Будем же скромнее и внимательнее… Ведь читатель, как выразился сам Пастернак, «всегда консервативнее поэта».

Музыкальные атрибуты вновь и вновь возникают в системе его метафорического реализма. Так было на разных отрезках его пути. И в ту пору, когда И.Эенбург нашел для молодого Пастернака хитроумный ярлык «прекрасного косноязычия» (некая модификация гумилевского выражения – «высокое косноязычье»), и гораздо позже, когда поэт стремился к неслыханной простоте. Впрочем, такое деление на «сложного» и «простого» Пастернака выглядит довольно поверхностным. Всю жизнь он только уточнял свои основные идеи, и поскольку они все более уточнялись, то – соответственно – в природе веще, мог бы сказать, перефразируя изречение французского политического деятеля Жака Некккера.

В самой последовательности (на первый взгляд – непоследовательности) его высказываний по этому поводу есть возрождение против надуманной антитезы «молодости» и «зрелости». В 1941 году он говорил Александру Гладкову: «Меня сейчас влечет к себе в поэзии точность, сила и внутренняя сдержанность, прячущая все неостывшее и еще дымящееся личное, все невымышленно реальное и частное в знакомую все общность выражения. Я мечтаю о стиле, который я бы назвал незаметным, о простоте, похожей на лепет, о задушевности, близкой к материнскому баюканью…»

«… Во вчерашних набросках ему хотелось средствами, простотою доходящими до лепета и граничащими с задушевностью колыбельной песни, отразить свое смешанное настроение любви и страха, тоски и мужества, так чтобы оно вылилось как бы помимо слов, само собою».

Разве не реализовал он, чуть ли не буквально, это свое стремление до распева музыкальными строками одной из лучших колыбельных в русской поэзии?..

Я кончился, а ты жива. И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу. Не каждую сосну отдельно

А полностью все дерева со всею далью беспредельной,

Как парусников кузова на глади бухты корабельной.

И это не из удальства или из ярости бесцельной.

А чтоб в тоске найти слова тебе для песни колыбельной.

Но вот после разговора с А.Гладковым прошло пятнадцать лет. И «простой» Пастернак впервые публикует «Замечания к переводам Шекспира». Там говорится: «Метафоризм – естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач. При этом несоответствии он вынужден смотреть на вещи по-орлиному зорко и объясняться мгновенными и сразу понятными озарениями. Это и есть поэзия. Метафоризм – стенография большой личности, скоропись ее духа».

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/264213-muzyka-slova