Урок литературы в 10-м классе статье «Промежуток» из книги Ю. Н. Тынянова

Урок литературы в 10-м классе статье «Промежуток» из книги Ю.Н.Тынянова

Вступительное слово учителя:

В начале своего научного и творческого пути, Тынянов пишет ряд статей о Пушкине, по-новому раскрывающих историческую роль великого поэта. Его перу также принадлежат статьи о Ф.Тютчеве, Н.Некрасове, А.Блоке, В.Брюсове. Расцвет его творчества приходится на 20е – 30е годы, когда он выступал в периодике со статьями «Литературный факт», «Литературное сегодня» и статьей «Промежуток» (1924 год). В периодике Тынянов показал себя, как критик с острым восприятием современности. Позднее творчество Тынянова наделено меньшей остротой критической мысли, нежели раннее. В его трехтомном романе о Пушкине, чувствуется плодотворное соединение художественности и научности.

Включенные в сборник «Поэтика. История литературы. Кино» критические статьи Тынянова по XX веку - это статьи «Промежуток» и «Литературное сегодня». В них автор представляет обширную панораму поэзии, дает комментарии к творчеству своих современников: В.Маяковского, Н.Асеева, А.Ахматовой, Н.Тихонова, Б.Пастернака, С.Есенина и других.

Разбор статьи совместно с классом:

Статья разбита на главы, каждая предыдущая связана с последующей. Почти у каждой есть эпиграф (стихотворные строчки) – он определяет ключевую фигуру этой главы. Темп XX века для литературы оказался смертельным, и Тынянов начинает первую главу со строчки Блока: «Здесь жили поэты». Жили – подчеркивает автор. И остались в глубоком прошлом русской литературы. Поэзия нового для Тынянова времени, Серебряный Век – это «промежуток». «Промежуток» - это время, когда поэзия отступает, отдавая свои лавры прозе. В «промежутке» поэзии нет, в «промежутке» есть только поэты.

«Прокатилась дурная слава» - Тынянов начинает разговор о Есенине. Он называет его первым поэтом «промежутка», оговаривая сразу – у Есенина «ни новизны, ни самостоятельности». Эмоциональность в лирике – единственное, что заставляет трепетать читателя перед его стихами, а добивается этого поэт при помощи церковнославянизмов (в ранней лирике) и бранных слов (поздняя лирика, следствие имажинизма). Естественно связана есенинская эмоция с самой личностью поэта, тем самым создавая иллюзию общения читателя с Есениным, говорит Тынянов. «И все же эта личность, связанная с эмоцией, была достаточно убедительна для того, чтобы заслонить стихи, для того, чтобы вырасти в своеобразный внесловесный литературный факт». Принижая Есенина до «ухудшенного Блока», «пародированного Пушкина» и обвиняя поэта в заимствованиях, Тынянов говорит о том, что опасность выпадения личности из стихов высока и ужасна. А потому, когда Есенин все-таки «выпал», как личность из своей лирики в последние годы творчества («Скандалист» покаялся в «скандалах»), он явил своё мастерство вперёд «нутру». Здесь же Тынянов обличает «есенинскую банальность», говорит о том, что она не имеет права вставать с прежними, называет стихи Есенина «легкими», «плоскими» и предрекает им – «они в большой мере перестают быть стихами».

XXI век доказал обратное – Есенин все также почитается и читается и уже не за ту громадную фигуру, которая стоит за его лирикой. Есенин – это путь, пройдя по которому ты видишь не только очертания того исторического портрета времени, а душевные терзания, окутанные в крестьянский быт и красоты русской природы.

«Над схваткой» - третья глава «Промежутка». Тынянов смотрит на «промежуток» со стороны, здесь ему все видится иначе, здесь он наблюдает Ходасевича с его «отходом на пласт литературной культуры».

Оговаривается: «…не значит, что у Ходасевичанет «хороших» и даже «прекрасных» стихов…». Недооценили? Тынянов пишет, что читатель имеет на это полное право, ведь он ждет «свой стих», соотношение всех сторон стиха, рождающее новизну. Пушкинская эпоха упала на XX век готовым стиховым словом, «сгустком», однако пушкинские манеры стиха, хоть они и «наши», говорит Тынянов, но нам они уже не принадлежат. Ходасевич застрял в стиховой культуре XIX и не смог перенести её в XX, и привнести в неё новизну, требуемую читателем. И в этом плане читатель становится выше поэта – он видит эти «сгустки», а поэт нет.

Недооценили?

Четвертая глава. «И быстрые ноги к земле приросли».

Ахматова в плену своих тем, она не берет в пример Пушкина или Гейне, которые смогли вырваться и были в постоянном революционном движении в своем творчестве. Тема же жива, тема интересна, лишь в отходе от неё, лишь, несмотря на неё. Ахматова была интересна шепотом тем, небольшими эмоциями и «паузниками», создававшими разговоры и рассказы, которые объединялись в «романы». Её тема была вне стиха, стих был самой темой. «Теперь же «стих стал «красивее», обстоятельнее; интонации бледнее, язык выше; библия, лежавшая на столе, бывшая аксессуаром комнаты, стала источником образов», пишет Тынянов.

И в пятой главе «без эпиграфа» Тынянов говорит, что тема привлекательна только тогда, когда она глубоко запрятана в текст. Как только она перерастает произведение – она становится банальной и никому не интересной.

«Эта тема придет, прикажет» и Маяковскому. В шестой главе Тынянов критикует поэта за то, что тема «высовывается из него». Присущее Маяковскому соединение двух планов – высокого и низкого – в последних его стихах исчезает. Исчезает острота, хрипнет голос. И виной всему – тема. Она «всплывает» над его стихами, постоянно повторяется. Маяковский незаметно переходит к традиционному метру, но ему трудно сойти с приевшегося фальцета. Он вошел в литературу, как поэт с адресом, постоянно «дописывая» биографию, быт, мемуары. Маяковский сам по себе гипербола, он «рвет» свои стихи и встает во главе.

Маяковский сознателен во время промежутка. А улицы для футуризма нет, да и футуризма нет и никому никакого дела до него, как и до стихов, тоже нет, пишет Тынянов.

«А у меня, понимаешь ты, шанец, жить!».

Интонация слабеет, стареет и вместе с ней начинают забываться стихи.

И вот она, новизна интонации, новый поэт, открывающий седьмую главу - Сельвинский. Интонация пришла с улицы, цыганская, воровская, но в тоже время – это высокая лирика. Его поэзия открыта, но у него «плохая традиция», пишет Тынянов. Он добавляет, что эта «плохая традиция» не так уж и плоха, потому что дает живые явления. «Сумеет ли Сельвинский избежать плохой литературы и подлинной открытой сцены и развиться в живое явление — вопрос будущего», заключает Тынянов.

ХотяXX век глубоко помнит стиховую культуруXIX века, он уже далёк от него, но по-прежнему цепляется. Когда Тынянов жив, Хлебников мёртв уже как два года. И Юрий Николаевич напишет: «Велемир Хлебников умер, но он — живое явление. Еще два года назад, когда Хлебников умер, можно было назвать его полубезумным стихослагателем. Теперь этого не скажут; имя Хлебникова на губах у всех поэтов».

Хлебников – великий. И его, как и многих других помнят только по портрету, забывая о всем том, что он сделал. А сделал он многое. И весомое. В первую очередь, он перенес «центр тяжести» в поэзии со звучания на вопрос о смысле. Он осознал стих, как строй. Он ввел хлебниковское «склонение слов», принцип построения «корнесловия». И у Хлебникова ломоносовские темы звучат по-новому. И вот что так нужно было читателю от Ходасевича, вот с кого нужно брать пример Маяковскому. Обычная вещь в высоком языке Хлебникова становится совершенно сложной. Хлебников – годный поэт. Годный в своей принципиальности и обнаженности конструкции. И хотя он близок к XIX веку, он не возвращается к нему, а лишь прикасается и одновременно с ним борется.

В девятой главе нас встречает Пастернак. После бунта Хлебникова вкупе с Маяковским, слово становится свободным. Но теперь его нужно обхватить, чтобы то «не повисло в воздухе», применить к вещи, а вещь к слову. И это удается Пастернаку.

Пастернак – очень нужен для промежутка. Он вносит в него новую литературную вещь. Его тема не высовывается, о ней не говорят. Говорят о самом рождении стиха среди вещей, стих смешивается с ландшафтом, звуковыми образами. Любимый ландшафт Пастернака – ливень, который после ряда операций с ним, начинает быть стихом и пастернаковская «вещь» начинает оживать. Своеобразие сложного языка поэта – это интимный разговор. И запас образов у Пастернака огромный и особенный, связанный между собой лишь по смежности. Связь вещей, которую дает Пастернак – случайная связь. Она припоминается в сознании читателя отдаленными образами, схожими с теми, что когда-то являлись в их жизни, а потому эти случайные образы становятся настолько ему близки.

И тема у Пастернака подвижна, всеобъемлюща. Слово – само по себе живое. Оно открывает эмоцию и эта эмоция музыкальна.

Десятый поэт, как пишет Тынянов, «чужой Пастернаку» - это Мандельштам. Он компактен, но живой в своей лирике. Он, как и Тютчев «томов премногих тяжелей». Мандельштам вносит из XIX века в свой стих музыкальность. И мелодия помогает ему конструировать смысловые оттенки. Перестройка мелодии у Мандельштама вызывает перемену смыслового строя. Как у Пастернака слово – ключ, у Мандельштама ключ – мелодия. И вещь у Мандельштама становится стиховой абстракцией. Он идет от оттенка к оттенку и приходит к новому смыслу, особому смыслу, где его слова – не слова, а их тени.

«Мы все еще сохраняем отношение к жанрам как к готовым вещам. Поэт встает с места, открывает какой-то шкаф и достает оттуда тот жанр, который ему нужен». Но в промежутке нет готовых жанров, они создаются, создаются медленно и не для всех. Стиховое слово само создает жанр. И потому поэты промежутка ищут новый жанр, «пытаются осознать» своё стиховое слово.

«Баллада – скорость голая».Тихонов довел до предела слово в балладе и его тут же стали под копирку выписывать поэты, словно «доставая» из шкафа этот жанр, задумывая его своим.

На балладе Тихонов не остановился, его с головой захватил эпос. Далее он переходит к описательной поэме, которая стала для него отпором стиховой повести. Он делает ставку на сюжет, отрывается от балладного построения, но даже здесь он основывается на балладном материале.

И вот Асеев приходит к балладе. Но у него баллада своя, она опирается не на сюжет, а на выделенное из стиха слово. Асеевская баллада – песенная, его мелодия иллюстрирует сюжет. А потому баллады Тихонова и Асеева – разные жанры.

Жанр не задают, его осознают.

Тынянов заключает – период промежутка важен своими выходами путём проб и ошибок. Ему неважно хорошее, он славен «неудачами», которые приближают его к возможности«удач».

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/511406-urok-literatury-v-10-m-klasse-state-promezhut