Трансформация готической традиции во французской литературе

ТРАНСФОРМАЦИЯ ГОТИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Жак Казот в своей повести «Влюблённый Дьявол», считающейся образцовой французской предромантической повестью, последовав готической традиции, создал практически новый тип «чёрного» рассказа.

Критику произведение получило неоднозначную.

«Макс Мильнер не видит в ней ни нравственного рассказа, ни рассказа фантастического, а всего лишь повесть, насыщенную символами, в то время как Жозеф Андриано делает из писателя предшественника автор готических повестей. И все же большая часть исследователей анализируют рассказ в свете теории фантастического…»¹.

«Влюблённый Дьявол» – это не просто классическое готическое повествование, играющее с чувствами читателей, как это было в английской традиции. Испанская повесть Казота – это насыщенное пугающими и тревожными эпизодами оригинальное произведение, раскрывающее особый психологизм; его задача уже не только напугать читателя, заставить его гадать, что или кто является виновником необъяснимых событий, а направить его мысли к определённым темам – нравственности, морали, веры и т. д. В нём нашли отражения не только многие трактаты о демонологии и различные сочинения других писателей, который изучил Казот. Вместе с этим сюжет повести затрагивает современные автору темы. Например, прослеживается связь с хотя и в меньшей мере, но всё ещё распространёнными во Франции ведовскими процессами, в период которых верили в возможность связи человека с Дьяволом.

В тексте, таким образом, реалии того времени тесно переплетаются с традиционными чертами готического жанра и с новшествами, вносимыми Ж. Казотом.

«…разговор коснулся каббалы и каббалистов. Один из нас утверждал, что это серьезная наука и что выводы ее вполне достоверны; четверо других – самых молодых – настаивали на том, что это сплошная нелепость, источник всякого рода плутней, годных лишь на то, чтобы обманывать легковерных и забавлять детвору»², – первое яркое отличие в традициях, которое мы видим.

Магию, с которой в XVIII веке ассоциировалось средневековое религиозно-мистическое учение – каббала, постепенно начинают воспринимать как «серьёзную науку». В то время как раньше колдовство неизменно связывалось с Дьяволом и некими тёмными силами.

С диалога Соберано с доном Альваро о каббале начинает прослеживаться существование различным тайных обществ, особенно распространённых во Франции в середине XVIII века. Считалось, что члены этих организаций были наделены неким магическим знанием. У них имелся собственный кодекс, законы и правила, обязательные к исполнению. Соберано предостерегает дона Альваро, что только собственное малодушие может привести его к дурным последствиям, однако и отказывается показать ритуал, требующий время на подготовку.

Магическое, фантастическое, которое в ранних произведениях готики было запретным и пугающим, теперь становятся элементом мировоззрения, хотя и не поддерживается всеми.

Жак Казот очень детально описывает одну из иудейских традиций: ритуал назначен на пятницу – праздничный день, Шаббат. Описываются правила его проведения: женщины зажигают свечи и сервируют столы («восемь хрустальных канделябров, по три свечи в каждом, распространяли яркий, ровный свет», «плоды и сласти редчайших сортов были столь же вкусны, как и прекрасны на вид»³), разливают вино. Песнь синьоры Фьорентины также часть празднования. Несмотря на то, что это и не богослужебная молитва, а речитатив и ария, которые являются своего рода выражением собственных чувств и эмоций.

Двусмысленность читается и в значении Шаббата в каббале. Считается, что только в этот день соединяются физический и духовный миры, все становятся равными. Синьора Фьорентина играет именно на арфе – инструменте, что символизирует связь земного мира с «высшим». Сам наряд демонической певицы несёт в себе скрытый смысл: «На лицо была спущена прозрачная вуаль...»⁴. Вуаль – символ тайны, иллюзии земного мира.

Ужас, главное орудие готики, здесь возникает не из-за неизвестности от происходящего. Наоборот, читатель заранее знает, кто виновник фантастических событий (даже если он меняет лица). Страшное заключено в самих чувствах героев. Дон Альваро прикладывает усилия, чтобы выглядеть уверенно, держать ситуацию под мнимым контролем, в мыслях же он и сам боится того, что видит.

Мотив тайны всё ещё присутствует в произведении, но уже в ином воплощении. Перед читателем стоит вопрос: как дальше будут развиваться события? У Казота это также: что дух попросит взамен на свою службу?

Подвергаются изменению и пространственно-временная характеристика. Средневековье больше не основное время действия, а пространство перестаёт ограничиваться замком и его окрестностями.

Наоборот, во французской традиции важную роль начинает играть инопространственность. Путешествия героя могут быть запретными и притом желанными – это усиливает страх. Его не окружают традиционные готические конструкции, но классические элементы всё же присутствуют. Например, ритуал проходит в поросших терновником развалинах Портичи.

Если раннее, у Г. Уолпола, высшие силы не были показаны напрямую (только через образы и фигуры), то у Казота фантастическое принимает вполне реальный облик – головы верблюда, собаки и, наконец, человека. Сверхъестественные силы становятся вполне реальными, а их притягательность призвана усилить борьбу героя. Дух, Бьондетта, привлекателен, поэтому дону Альваро так тяжело противостоять ему.

Конфликт выходит за рамки борьбы с судьбой, с пророчеством. Теперь это не мотив мщения, а противостояние человека, символа добра, с инфернальными силами, злом. «Влюблённый Дьявол» в наиболее «чистом» виде показывает это. Здесь нет побочных линий и дополнительных историй. Перед нами только два героя – сомневающийся дон Альваро и соблазняющий его дух, Бьондетта.

Вдобавок, сам дух, желающий заполучить душу героя, оказывается влюблён, что является абсолютным новшеством Казота.

Ловушкой во французской традиции служит не замок или любая другая территория, а внутренний мир вынужденного бороться персонажа. Рамки – человеческие мысли и желания.

Дон Альваро не прекращает сомневаться в своих решениях, но им продолжают двигать примитивные желания и жажда наслаждений. Это возвращает нас в начало, к словам Соберано, являющимся своего рода пророчеством, наставлением для героя: виной нашим бедам является только собственная слабостью.

Неотвратимость рока из английской традиции заменяется невозможностью сбежать от обольстительных сил. Бьондетта становится тенью дона Альваро. В начале кажется, что это он управляет ею, как рабом, в действительности же с первых минут сам Альваро становится жертвой. В то же время это происходит только по его собственной вине.

Бьондетта и дон Альваро резко противопоставляются (как силы добра и зла, как мужчина и женщина), поэтому они реализуют один из типичных сюжетов французской готической прозы – потусторонний брак.

Явно прослеживается влияние на повествование просветительской идеологии.

Бьондетте, что бы она не делала, в конце концов так и не удаётся завладеть душой дона Альваро, искренне сожалеющего о своих проступках. В главном конфликте повести – борьбе доба и зла – побеждает разум и нравственность, столь чтимые Просветительством.

Антитеза скрывается не только в построении конфликта и взаимоотношениях героев, она есть и в образе самого дона Альваро. Военный, офицер, позже прокурор – часто встречающаяся фигура во французской готике. Это одновременно и представитель рационализма, разумного пространства и воин из средневековья, рыцарь, передающих легендарные черты. Служащий – образ, соединяющий современность и прошлое. Уже не пространство, замок, направлено в прошлое, а часть самого героя.

В произведениях французский литераторов ещё больше увеличена возможность второго толкования событий. Две линии английской традиции – когда случившееся либо объяснялось, либо не объяснялось рационально, здесь вовсе отсутствуют. Сам читатель решает под каким углом ему воспринимать прочитанное, верить ли, что герой действительно вступил в связь с дьявольскими силами, или полностью игнорировать все готические элементы и принять их за иллюзию.

В английской традиции вступления были призваны заострить внимание читателя на историзме текста, заставить его поверить в подлинность написанного. Иная роль у предисловий во французской готической традиции. Длинные и сухие, а иногда ссылающиеся на болезнь или безумие, их задача оставить читателю возможность собственных рассуждений, своей интерпретации.

«Влюблённый Дьявол», а также последующие за ним произведения, постепенно теряют связь с созданным Горацием Уолполом готическим жанром, перестают быть романами ужасов и всё более сближаются с жанром фантастики. Сюжеты «чёрных» рассказов перестают основываться на верованиях, отдавая предпочтения воображаемому.

Во французской прозе мы не видим более тех мрачных картин, рисуемых писателями Англии. Страх рождается не благодаря привидениям, вампирам и монстрам, а более реальным вещам. Читатель сам вправе решить верить в то, что прочитал, или нет, однако под каким углом бы он не посмотрел, это чувство ужаса, присущее готики, остаётся.

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/623199-transformacija-goticheskoj-tradicii-vo-francu