Парадоксы об исполнительстве

Министерство образования и науки Республики Казахстан

Отдел образования г. Караганды

Школа искусств №2

Реферат на тему:

«Парадоксы об исполнительстве»

подготовила

Фадеева Наталья Петровна,

преподаватель общего фортепиано

г. Караганда

2013

Словари слово «Парадокс» толкуют как утверждение, которое в реальности может существовать, но логически не имеет объяснения и расходится с общепринятым мнением.

Так исполнительство редко относят к категории творчества и считают его вторичным. К какой категории, в таком случае, следует отнести транскрипции, экранизации, художественные переводы, интерпретации? Очевидно, что «первичное» творчество, то есть композиторство, не что иное, как интерпретация действительности. Общеизвестно, что произведения признанных классиков, таких как Чайковский, Шуберт, Римский-Корсаков, Прокофьев, Брамс, Рахманинов, опираются на музыкальную составляющую окружающего их мира.

Следовательно, творчество и есть интерпретация, в свою очередь интерпретация - это творчество. При этом, как ни странно, принято считать, что композиторское искусство стоит рангом выше, нежели исполнительское. Почему? Утверждается, что исполнитель всего лишь повторяет созданное талантом композитора. Композитор перелагает свои мысли, музыкальные образы и переживания на нотный стан, но исполнитель, преобразуя знаки, оживляет вложенные в них переживания! Иначе говоря, конечный результат исполнительства много шире, чем можно было бы предположить по исходному материалу.

Таким образом, здесь уместно будет сказать о значении нот, так как составляющие музыкальное произведение ноты, и только они, являются проводником, неизменным посредником, сигналом между исполнителем и композитором. Исполнитель, расшифровывая эти сигналы, осуществляет заложенную в них программу, вызывая музыкальное произведение к новой жизни.

Правда, нотный текст не обеспечивает полного и точного представления о звучании музыкального произведения, многое и вовсе не фиксирует, другое же фиксирует, но упрощённо и грубо - приблизительно. В большей мере это относится к ритму, динамическим оттенкам; к тембровой окраске, силе и качеству звука, точности по высоте у виолончелистов, скрипачей, а так же у певцов; к реальной длительности звука при педализации у пианистов. Есть ещё тончайшие градации звуков: последовательно или одновременно извлекаемых, артикуляция, интонация, дыхание, темп, значение каждого accelerando , piano,diminuendo,forte, и т.д., и т.д. И всё же, если нотная запись во всём этом и была бы тщательно прописанной, то она, так или иначе, не в состоянии запечатлеть то известное «чуть – чуть», которое решительным образом искусство делает искусством. Суммируя сказанное, следует отметить, что нотная запись отнюдь не однозначна, а многозначна.

Вот почему музыкальное произведение, в которое действительно необходимо вдохнуть жизнь, исполнитель должен читать «между нот», как говорят музыканты, то есть додумывать и «дочувствовать» недостающее в них. В этом и заключается главный смысл исполнительского творчества.

Означает ли это, что исполнителю не возбраняется пренебрегать нотным текстом? Без сомненья, нет. Но одно – если внимательно изучается нотный текст и совершенно другое дело, когда нарочито осуществляется подмена авторского музыкального произведения. М.Ростропович неоднократно говорил: «Подлинное звучание музыкального произведения достигается отнюдь не буквальным прочтением нотных знаков, не текстуальным автоматизмом».

По – настоящему великие исполнители не оставляли своего радения в борьбе с подобным формализмом, всегда были последовательны и бились над тем, чтобы была восстановлена нарушенная или утраченная связь между нотным текстом и тем, что за ним стоит. «Что поневоле утратилось в знаках из вдохновения композитора, то должно быть восстановлено посредством вдохновения исполнителя», - писал Бузони.

Таким образом, оживление переживаний - вот задача исполнителя. Однако полностью воскресить авторский замысел или воссоздать произведение таким, как задумано композитором, невозможно. Всякий исполнитель знает по своему опыту, что он сознательно или бессознательно, с различной степенью переосмысления вкладывает в исполняемое произведение что – то своё, придаёт ему новое освещение, другими словами, играет не совсем то, что рисовал композитор. Здесь необходимо понимать, что заполняя пробелы авторского текста, следует всегда оставаться в его пределах, не нарушая указания автора, не изменяя сами ноты. Исполнение должно опираться на произведение и зависеть от него, но при этом это скорее портрет с «натуры».

Вновь напрашивается возражение. Форма, «дух», содержание произведения, его «буква» разве не едины? Тронув одно, разве не затрагиваешь другого, изменяя что – то в форме, нет ли ущерба основному, более в нём существенному? Форма и содержание, их единство – это единство достаточно растяжимое и гибкое. Однако за известными пределами это растяжение приведёт к разрыву указанного единства и непременно к тому, что наше произведение перестанет быть самим собою, превращаясь уже в другое произведение.

В среде музыкантов в числе догматических предрассудков бытует распространённое убеждение, что на протяжении всего произведения следует держаться одного темпа, хотя единство темпа не во всех случаях является обязательным условием цельности формы.

Должны ли мы понимать, что вышесказанное является оправданием любого из вариантов «прочтения» нотного текста и тем более полного произвола в этом отношении исполнителя? Конечно, нет! Если подобная трактовка произведения содержит насилие над ним и нарушает его объективные закономерности, то художественный крах неизбежен. Оставаясь, всё время собою, всё той же личностью, человек волен менять выражение лица, позу, озвучивать свои мысли, по – разному жестикулировать и решаться на различные поступки. Вот таким же образом и музыкальное произведение каждый раз может звучать несколько по – иному в своих деталях и ритмических соотношениях, в иных темпах, динамике, как объект научного исследования, окраске тембра и, что более удивительно, частностях изложения, при этом оставаясь тем же самым произведением, самим собой.

«Произведение, - говорит Скрябин, - всегда многообразно, оно само живёт и дышит, оно всегда одно, а завтра другое, как море». Потому – то чрезмерно уточнённая запись авторского нотного текста, фиксирующая только одно единственно возможное звуковое воплощение всех деталей его произведения, оказала бы плохую услугу, как это ни кажется парадоксальным, и музыке, и музыкантам. Если музыкальное произведение всё же предстало бы перед нами в своём единственном ракурсе, то этот мёртвый слепок дал бы весьма ограниченное и узкое содержание произведения, чем его многообразный «подтекст». «Какой был бы ужас, - говорил Скрябин, продолжая своё сравнение музыкального произведения с морем, - если бы, например, море каждый день было бы одно и то же и так навсегда, как в стереоскопе».

Сюитами Баха, симфониями и сонатами Бетховена, операми Моцарта мы наслаждаемся и в современном мире только по одной причине, что эти произведения, переросли «душу» своей эпохи, не потеряв способности легко изменять свой облик и, тем самым, расти вместе со временем и нами. «Вечное чудо большого искусства состоит в том, что произведение существует десятки лет, существует века, но каждая эпоха прочитывает его по–разному», - говорит профессор Б.И.Бурсов. Различного рода поползновения аннулировать подобные процессы, бессмысленны. Не всякое произведение обладает этой способностью к такому удивительному изменению во времени. Произведение не жизнеспособно, если не обладает этими свойствами или утратило это качество. Оно отживает, лишаясь этой жизненной силы, умирает как неиссякаемый источник бесконечного художественного наслаждения, выпадает из репертуарного списка, сохраняясь как объект научного исследования или как музейная ценность, чему являются примером немало музыкальных произведений средневековья.

Использованная литература:

Григорий Коган. Избранные статьи. Вып. 3. - . М., «Советский композитор», 1985. - С.29-54

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/7432-paradoksy-ob-ispolnitelstve