Нравственная атмосфера урока литературы

Князева Наталья Андреевна, Павлодарский колледж транспорта и коммуникаций, г. Павлодар, преподаватель русского языка и литературы

НРАВСТВЕННАЯ АТМОСФЕРА УРОКА ЛИТЕРАТУРЫ

В наше непростое, переломное время, когда утеряны многие нравственные ориентиры, когда мир шумит, несет искушения, соблазняет даровыми благами, миссия учителя литературы поистине благословенна. Нравственные сокровища для каждого она скопила во множестве, и дорога к ним не заказана.

И в сущности я уже много лет выполняю эту задачу: веду своих учащихся к нравственным ценностям, вечным истинам, которые помогут им понять, осмыслить окружающее, сегодняшнее.

Уроки литературы призваны воспитывать личность, оказывать влияние на ее духовный мир, на выбор ею нравственных ориентиров. Уроки литературы должны раскрыть перед учащимся психологический мир персонажей и тем самым побудить его к нравственной оценке и совершенствованию собственного внутреннего мира. Принципиально важно, по словам литературоведа и социолога И. Кона, что, «обретая способность погружаться в себя, в свои переживания, юное существо открывает целый мир новых эмоций, красоту природы, звуки музыки, новые краски» Иначе говоря, путь в себя – это одновременно и путь в мир, окружающий человека.

Погружение в художественные миры – это и погружение в самого себя. Граница между «Я» и этими мирами подчас становится зыбкой или вообще размытой.

Николай Ростов слушает пение Наташи… Самое главное, чтобы каждый учащийся ощутил себя Ростовым, чтобы каждый подумал: «Что с ней сделалось? Как она поет нынче?», чтобы весь мир для него «сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы», чтобы стало понятно, где взор, а где настоящее. Читаю строки толстовского романа. Чтение близится к концу: «О, как задрожала эта терция и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что- то было независимо от всего в мире».

И вдруг возникает вопрос, неожиданный для меня самого: «Может ли прекрасное в нас быть независимым от всего в мире?» В результате обсуждения самых полярных точек зрения подходим к выводу: эта независимость необходима. Действительно: прекрасное в наших душах – это что- то возвышенное, идеальное, недоступное для суеты, мелких чувств и стремлений. Но прекрасное–то и сама жизнь, ее истинная сущность, без постижения которой человек нравственно гибнет. Пение Наташи Ростовой, аустерлицкое небо – явления одного ряда. Не все, наверное, на том уроке прошли трудный путь – путь от самого себя к миру истинных ценностей, миру гармонии. Но есть надежда, что для многих этот путь оказался необходимым.

Нелегко учиться постижению психологии литературного персонажа, постижению самого себя. Но необходимо.

В романе Л. Толстого «Война и мир» становится вопрос о соотношении рассудка и чувств. Автор изображает ситуации в которых персонаж пытается подавить голосом рассудка, абстрактной идеей голос совести, нравственное чувство. Трудно переоценить значение таких эпизодов для воспитания учащихся. Состояние внутренней борьбы знакомо, конечно же, и им, и важно научиться их видеть ее механизм, давать ей правильную этическую оценку.

Итак, т. II,ч.I, гл. 6. Душевное состояние Пьера после его дуэли с Долоховым. Учитель читает фрагмент главы и кратко комментирует его.

«Она во всем, во всем она одна виновата, - говорил он сам себе; но что ж из этого? Зачем я себе связал с нею, зачем я ей сказал это: «Я вас же , люблю», которое было ложь, и еще уже, чем ложь - говорил он сам себе.- Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, все вздор, - подумал он, - и позор имени и честь – все условно, все независимо от меня».

Нравственное чувство побуждает Пьера к упрекам в собственный адрес (вопрос «Зачем я сказал ей: «Я вас люблю?» постоянно тревожит героя). Но есть еще и голос рассудка, который пытается успокоить мыслью об относительности всех нравственных понятий («и позор имени и честь – все условно»). Обращение к историческим фактам должно подтвердить эту мысль.

«ЛюдовикаXVI казнили за то , что они говорили, что он был бесчестен и преступник… и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых». И неудивительно, что Пьер приходит к еще более безнравственной мысли, полностью отрицающей духовное начало в человеке, необходимость нравственных исканий: «И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью?»

Пьер мыслит здесь так, как ему удобно мыслить. И все же доводы рассудка никак не могут его успокоить: «Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями ему вдруг представлялись она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать , двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи».

Пьер находится в состоянии нравственного тупика. Но состояние это у разных людей имеет разное этическое и психологическое содержание. Л. Толстой поможет задуматься об этом. А некоторые из них (наиболее подготовленные) сформулируют тему для своего сообщения: «Пьер и Андрей в состоянии духовного кризиса», «Состояние духовного кризиса в жизни Андрея и Пьера» и т.д. Ответ учащегося может представлять собой анализ следующего высказывания известного исследователя творчества Л.Толстого С. Г. Бочарова: «Пьер человек мирской, в отличие от своего друга князя Андрея, которого всегда его гордость предохраняет от житейской путаницы, Пьер никогда и ничем от нее не предохранен и не защищен».

Можно ли пройти мимо этого эпизода? Конечно, нет. Слишком часто, к сожалению, в сознании людей возникают мысли, призванные заглушать голос совести. Важно, чтобы это не произошло. Иначе человек будет обречен на духовную деградацию. В таких ситуациях спасение можно найти в душевных терзания, мучениях, они не дадут успокоиться. Путь к этим выводам пролегает через анализ романа Л. Толстого.

На уроке, посвященном Наташе Ростовой, сходный эпизод учащиеся проанализируют самостоятельно, так как опыт анализа у них уже есть (т. II, ч. V гл. 10).

Наташа вернулась из театра, где она увидела Анатоля. Ее волнует вопрос: «Погибла ли я для любви князя Андрея или нет?» Но в ответ – успокоительная усмешка: «Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда… Наташа успокаивалась на мгновенье, но потом опять какой- то инстинкт говорил ей… что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла». Инстинкт – это нравственное чувство, которое Наташа не может заглушить никакими доводами рассудка. Ребята почувствуют душевные страдания героини, осмыслят причины ее страданий. Невозможно здесь не вспомнить о Пьере: если Наташа постоянно «в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным», то Пьеру постоянно представлялась Элен в те минуты, когда он ей лгал. Сама душа как бы вызывает в сознании героев картины, тревожащие их. Действительно, во внутреннем мире этих персонажей есть общие черты. Рассмотренные эпизоды объясняют, почему Пьер мог понять Наташу в трудной ситуации и простить ее: «…но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку».

Ответ на вопросы: «Почему Пьер почти сразу простил Наташу, а Андрей – только перед смертью? Кто из них был прав?» - потребует умения соотносить эпизоды, видеть нравственную и психологическую суть героев Л. Толстого. Роман дает много нравственных уроков. И один из них – умение понять другого человека, простить его. А это подчас требует преодоления собственного «я». Простить – значит забыть о душевной ране, боли, нанесенной этим человеком. И возникают вопросы, обращенные уже не к героям Л. Толстого, а к самим себе: умеем ли мы прощать? Что нам помогает и мешает прощать? Какова цена нравственной чистоты человека?

Необходимо задуматься о том, какова логика размышлений на нравственные темы. Иногда учащиеся при первом обсуждении соглашаются с теорией Родиона Раскольникова, приводят доводы в ее пользу. Что, они жестоки, безнравственны? Конечно, нет, их увлекает логика размышлений героя, убеждает его аргументация. И героя, думается, необходимо на уроках размышлять не только о самих литературных произведениях, но и о характере постижения их идейно-художественного нравственного содержания.

Ученики увидели главное отличие. В самом деле, Раскольников преступает через чужую кровь, Андрей Болконский готов пролить (и проливает) свою. Он бросается вперед, «с на­слаждением слыша свист пуль, очевидно на­правленных именно против него». Раскольни­ков убивает, Болконский сам готов умереть: «А ежели ничего не остается, кроме, как уме­реть?— думал он.— Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».

Наполеон для Раскольникова и Болконско­го— это в чем-то разные Наполеоны. «Нельзя не сознаться,— продолжал князь Андрей,— Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным по­дает руку, но... есть другие поступки, которые трудно оправдать». И когда Болконский меч­тает о славе Наполеона, то он мечтает о сла­ве того Наполеона, который как человек ве­лик: о Наполеоне Аркольского моста (вот так же со знаменем в руках и сам он бросится вперед на поле Аустерлица) и Яффы. «Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста». Тулон здесь в одном ряду с Аркольским мостом. Для Раскольникова же главное (воспользуюсь словами Болконского) в тех поступках, «кото­рые трудно оправдать» и которые Расколь­ников оправдывает: в способности перешаг­нуть через кровь. Раскольников убежден, что если бы на его месте «случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монб­лан, а была бы вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо убить», то «не только его не покоробило бы, но даже в голову бы ему не пришло, что это не мону­ментально... и даже не понял бы он совсем: чего тут коробиться?». Вместо того чтобы отвергнуть идею, Раскольников отвергает себя

как ее исполнителя». Иное в душе Андрея Болконского. Его мучает не то, что не было Тулона, а то, что он мечтал о Тулоне, не то, что он не стал и никогда не станет Наполеоном, а то, что Наполеон уже был в нем. Раскольникова убивает, что он оказался недостоин своего идеала. А Болконский переживает крушение идеала, разочаровывается в нем и в своем стремлении к нему. «Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками». Небо Аустерлица открыло Болконскому истинного Наполеона, Наполеона не Аркольского моста и госпиталя в Яффе, а мелочного Наполеона «с этим мелким тщеславием и радостью победы».

Когда мешает логика постижению сокровенного в жизни и в искусстве? Всегда ли мешает? Как соотносится мысль и чувство в процессе воспитания художественного произведения? Вот вопросы, которые возникают, волнуют и которые еще только придется ставить перед ребятами …

Адрес публикации: https://www.prodlenka.org/metodicheskie-razrabotki/90107-nravstvennaja-atmosfera-uroka-literatury